В Мюнхене 16-18 февраля проходит 60-я конференция по безопасности — наиболее представительный форум атлантического сообщества. Идея возникла в 1963 году, через несколько месяцев после Карибского кризиса и перехода к другой фазе противостояния советского блока с американским — не менее ожесточенного, но более упорядоченного и осознающего рамки. Стабилизации конфронтации — от нервной и импульсивной к устойчивой и более расчетливой.
Взаимные «проверки на вшивость» не прерывались до второй половины восьмидесятых. Однако с конца сороковых до начала шестидесятых оппоненты тестировали друг друга прежде всего в Европе, то есть на главной арене противостояния. После Карибской коллизии оно продолжалось по всему миру — Восточная и Юго-Восточная Азия (один Индокитай чего стоит), Африка, Центральная Америка, но европейский театр принял позиционный характер. Слишком велик показался риск. И Мюнхенская конференция, вдохновленная идеалами незыблемого трансатлантического союзничества, стала порождением достигнутого баланса — на мировой арене между соперничающими блоками, а внутри Запада — между Старым и Новым Светом.
Об этом стоит вспомнить, потому что ситуация противоположна тогдашней. Современная версия холодной войны структурно и качественно отличается от предыдущей. Если и проводить параллели, она напоминает первый, неуравновешенный, ее период. Баланса нет и в помине, а схватка происходит в зоне, максимально чувствительной для одного из прямых участников (России) и чрезвычайно рискованной для всего прилежащего пространства (Европы). Но и внутри «коллективного Запада» ситуация совершенно другая.
Последнее может удивить, ведь уже два года атлантическое сообщество гордится беспрецедентным единением перед лицом «российской агрессии». Действительно, политические особенности внутри НАТО/ЕС (отделять их друг от друга уже нет смысла) стерлись, официальный курс Европы неотличим от курса США. И не только по российскому, но и, например, по палестинскому вопросу (недовольство обществ и части партий не влияет на действия).
Однако американская борьба, которая имеет сугубо внутреннюю природу, чревата пересмотром всей системы приоритетов США. И первой жертвой может пасть внешнеполитическое позиционирование. Оно (в Европе тоже) — продукт устремлений истеблишмента, который отдаляется от масс избирателей. Точнее говоря, они от него. Причины опять-таки внутренние — политические и идеологические. Но элитарный космополитизм, ставший следствием повсеместного распространения Запада после холодной войны, — атрибут именно верхов и наиболее продвинутой (сокращающейся) части среднего класса. А значительная доля населения не видит для себя преимуществ, зато уверена (иногда обоснованно, иногда менее) во вредоносности глобализации.